Обращаясь к Истории Государства Российского, вспоминать обязательно нужно и «Казацкое прошлое»: кто, все-таки, были казаки и чем в Истории этой они занимались.
А «прошлое» всех их было, практически, одинаково, в XVI-XVII вв. это были беглые «вольные люди», в местах бегств своих крестьянским трудом, обустройством и защитой жилищ выживавшие. Однако постепенно, в местах этих на имперских окраинах глубоко осев, по станицам объединившись и неслабые воинские повадки, обретя, к веку XVIII надумали на специфичную, не по призыву воинскую службу государству Российскому самодержавному под так желанным для него лозунгом «За веру, царя и отечество» пойти. А государство за то давало им и официальную землю, и жалование, и немалые привилегии, что позволяло становиться уже и как бы неким особым, военно-служилым феодальным сословием. Которое, надо отдать ему должное, за государство это достойно и с большой доблестью воевало – и границы его, защищая, и немалые территории, отвоевывая – и в нескончаемых войнах с османами-турками, и с Польшей, и Наполеоном, и на Кавказе.
Однако, когда во второй половине XIX в. накал боевых схваток стал стихать, и многие казаки и домой вернулись, и трудом на землях своих немалых занялись, у значительного большинства из них стало происходить уже и формирование, по типу помещичьей, психологии хозяина-собственника земли своей – кулака-частника, на которого кто-то еще и работать должен. А ежели кто сопротивляться вздумает, того опрично и подавить можно. Ну, например, нагайкой. А можно и из ружья. И если в 1863 так подавлять жестко выпало только восстание Польское, то с началом века ХХ самых разных протестных действий и народных выступлений становилось все больше уже и по всей Империи. Почему государству этому самодержавному очень и понадобился именно такой казак-собственник, чтобы переформатировать его по защите так много давшего ему государя имперского.
По переписи 1897 войсковых казаков таких с семьями насчитывалось 2.928.842, и основная их масса (63,6 %) проживала на территории 15 губерний, где существовало 11 казачьих войск. Самым многочисленным было казачество Донское – 1026263, что составляло до 43 % населения области. Затем шли Кубанское – 787194 (41 % населения Кубанской обл.). Забайкальское – 29,1 % населения области, Оренбургское – 22,8 %, Терское и Амурское – по 17,9 %, Уральское – 17,7 %, и еще меньше Сибирское, Уссурийское, Астраханское и Семиреченское. И казаки такие опричники и нагайками били, и бастующих рабочих расстреливали. И пороли и расстреливали восставших против помещиков крестьян. И в крови подавляли революцию 1905. И летом-осенью 1917 почти все казачьи полки, особенно казачеств Кубанского, которое к 1917 стало уже 1,2 млн., и Донецкого – 1,72 млн. – использовались для борьбы с крестьянскими «беспорядками» в тылу и «волнениями» солдатских частей на фронте. Словом, делали все, чтобы в память и сознание миллионов войти монолитной реакционной силой «вековых царских холопов» с нагайкой. И именно Донецкое и Кубанское – два самых крупных казачества, и стали, когда трон царский «полетел» и грянули Революции, вожаками казацкого движения, выступившего, в подавляющем большинстве, на стороне движения Белого, свои земельные десятины, защищая жестко.
А в целом же вполне можно сказать, что к началу ХХ в. сформировался и определенный казацкий субэтнос, своего рода «казачий национализм», и государство самодержавное настроения такие активно поддерживало, ибо сословная казачья замкнутость оказалась еще и удачным средством по защите земель. И, в частности, сразу после падения самодержавия в головах атаманов вообще родились идеи создания каких-то казачьих автономий, не ставя, правда, вопрос о выходе из состава России и не поднимая темы создания «казачьей» государственности. Но чтобы казачьи Войска превращались в нечто среднее между простой административно-территориальной единицей и национальной, автономной территорией, где будут сохраняться и самобытность, и широкое самоуправление. И так на Дону казачье правительство было создано 26 мая 1917 Уральское казачье войско заговорило об отделении своей территории от Уральской области в сентябре. Обособление территории Оренбургского казачьего войска к декабрю 1917 стало вообще реальностью. Осенью 1917 для сохранения самобытности заговорили уже и вообще о создании казачьей федерации, и атаман Войска Донского Каледин по мере нарастания революционной напряженности провозгласил лозунг создания Юго-Восточного союза казаков Донского, Терского, Кубанского, Астраханского, Оренбургского и Уральского войск, а также горцев Кавказа – казаки должны считать себя особой нацией.
Политика же руководства РКП (б) в тот период была такой, что стремление казаков к автономии оно признавало, в обращении Второго съезда Советов говорилось о необходимости при этом создания Советов казачьих депутатов – и тогда же был создан даже казачий отдел ВЦИК. И потому в марте-апреле 1918 уже существовали Донская, Терская, Кубано-Черноморская республики, а Уральская область была объявлена, совершенно автономной. Декрет 1 июня 1918 широкую автономию казачьих областей закреплял, и потому 12 августа было объявлено считать еще и территорию Войска Оренбургского «особой частью Государства Российского». Однако все обострявшиеся бои опасность такого, давно уже вызревавшего казачьего сепаратизма в смеси с национализмом обнажили настолько, что к осени начался пересмотр прежней политики. (А насколько она опасна позднее вполне определит находившийся в фашистской Германии генерал Краснов в своем воззвании к донским казакам: «Помните, что вы – не русские! Вы – казаки, самостоятельный народ. Русские враждебны вам!»). 30 сентября президиум ВЦИК принял решение о ликвидации Донской республики, казачьи органы самоуправления на местах уничтожались, и вместо них создавались ревкомы,
Но обрели все эти, еще с начала 1918 начавшиеся в казачьих областях вооруженные столкновения свою невероятную жестокость вовсе не из-за этих предполагаемых переходов к автономиям, и даже не из-за подвергшейся попранию «веры в царя», а по причинам – совершенно иным. Из-за кардинально разного подхода к переделам земли разных слоев населения, что на примере Дона и поясним. Так вот к 1917 структура населения там была таковой, что чисто казачьего населения из 4-х млн. общего в области было 1,72 млн. человек, но на душу уже чисто мужскую в нем в среднем приходилось 12,8 десятины. Донские «коренные» крестьяне – бывшие крепостные местных помещиков (0,9 млн.) имели по 1,25 десятины земли на мужскую душу. А вот крестьяне «иногородние», на Дон прибывшие уже только после отмены крепостного права в 1861 (1,12 млн.), земли почти не имели или арендовали ее (по 0,06 десятины своей или арендованной на мужскую душу), и работали батраками. Причем войско Донское, в котором казаков зажиточных было 23,8%, середняков – 51,6%, а бедняцких – 24,6%, владело 83,5% всех земель области, а вот на всех «коренных» и «иногородних» перепадало только 10%.
Подобные соотношения были и во всех остальных казачествах, и почему сразу после Февральской революции российское крестьянство, включая и донское, выступило за передел всей земли уравнительный. На что казачий съезд Области Войска Донского, видя в том громаднейшую для себя опасность, в апреле 1917 начал профилактически рассматривать возможность наделения крестьян, но исключительно коренных, за счет земель только помещиков, которые владели на Дону около 1 млн. десятин, или еще и передачей части земли из запаса (2 млн. дес.) Проблемы «иногородних» не рассматривались вообще, а идеи по «коренным» так и остались на бумаге, ибо после Октября на первый план стали выходить идеи Власти уже Советской.
Во-первых, Декрет о земле, понимая всю сложность принятия такого, В. Ленин еще тогда предложил компромисс, дописав последнюю строчку к эсеровскому проекту, составленному на основе крестьянских наказов, что «земли… рядовых казаков не конфискуются». Однако, в главном, в основном, это был все равно курс на изъятие излишков земли у казаков богатых, что донским казачьим верхам, естественно, не подходило. И сразу после Октября атаман Каледин об отказе признать власть Советов заявил, а свою область Донскую, независимой до образования в России законной власти, приемлемой для казаков, объявил. А, во-вторых, Основной закон о социализации 27.1.1918, по которому казаки теряли еще и участки, ранее сданные крестьянам в аренду, что недовольство их еще большее вызвало. И, кроме того, на местах уже стали предприниматься попытки изъятия у казаков земли уже и насильственные.
Вот все это в казачьей среде формирует настроения резко антисоветские, пропасть между казачеством и крестьянством становится бездонной, и для «наказания», по мнению Каледина, в ней, «главных повинных», он задумывает на Москву послать даже несколько казачьих полков. Ибо Дон, как наиболее близкий к центру, становится, кроме всего прочего, еще и буквально цитаделью всех стекающихся сюда антибольшевистских сил, включая и офицеров, и юнкеров. И сюда для создания армии, чтобы повести ее на Москву и Питер, прибыл даже бывший ее главнокомандующий генерал М. Алексеев. Однако казаки воевать с советской властью так далеко от дома не захотели, а рабочие Ростова и шахтерских поселков Восточного Донбасса в конце ноября 1917 власть Советскую провозгласили. И тогда подавлять Ростов двинулись 500 «алексеевцев», расстреляв 62 захваченных рабочих-красногвардейцев, а громить Советы в шахтерских поселках пошли и они, и казаки Каледина – и расстреляли 73 пленных шахтера Ясиновского рудника.
На эти первые расстрелы Петроград послал войска калединскую контрреволюцию подавлять, но на помощь Каледину подоспели «алексеевцы» уже и генерала Л. Корнилова, о поддержке которого заявили 76% полков, Совет Союза казачьих войск, Круги Донского, Оренбургского и некоторых других войск. Все это численностью составило уже не менее 3 тысяч, стало называться «Добровольческой армией», Каледин как бы принял решение с Донревкомом вступить в переговоры. А сам, бдительность его тем, усыпив, тайно на Каменскую, где Ревком этот заседал, 17 января 1918 бросил отряд, и более 300 попавших в плен красноармейцев были расстреляны. Однако 21 января был разбит и сам отряд, 29 января от отчаяния Каледин застрелился, а Корнилов под Ростовом издал приказ: пленных не брать. Все это привело к дальнейшему нарастанию взаимного ожесточения, однако жестокость не помогла, и Корнилов, спасаясь от полного разгрома, в конце января Ростов оставил, свой отряд увел на Кубань, где при неудачном штурме Екатеринодара и погиб.
К весне Советская власть на Дону смогла, как бы установиться, но временно, и когда Гражданская война разгорелась уже неистово, то летом-осенью 1918 за красных воевали только около 20% донских казаков (из 24,6% бедняцких или вернувшихся с фронта), о чем говорилось в докладе казачьего отдела ВЦИК. А вот все остальные 80% (из 23,8% зажиточных и 51,6% середняков), как и на Кубани – за белых, в рядах которых осенью 1918 было примерно 50 тыс. казаков донских и 35,5 тыс. кубанских. Практически полностью, до 10 тыс. сабель поднялось войско Уральское, и Оренбургское, также призвавшее около 11 тысяч. И главной причиной этого великого ожесточенного противостояния стала именно борьба за землю. Особенно, когда на Дону был избран новый атаман генерал Краснов, мобилизовавший в свою армию более 55 тысяч белоказаков. И с ними и территории немалые захвативший, и их тотально пограбивший. И свои жуткие «казачьи» порядки с теми, кто посягал на их казачьи земли или хоть как-то сопротивлялся, внедривший безжалостно. И, скажем, только за то, что часть крестьян приступили к обработке войсковой запасной земли, а за аренду земли казакам богатым перестали платить, в станице Нижне-Курмоярской были убиты около 1000 крестьян, в селе Песчанокопском – 600, в станице Платовской – 317.
Всего же за «красновский» период донских рабочих, крестьян, красных казаков и шахтеров было уничтожено около 45 тысяч, и такие, дошедшие просто до звериной своей жестокости расправы вынудили Оргбюро ЦК ВКП (б) 24 января 1919 издать по этому поводу соответствующую Директиву «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. Разоружение провести полное, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи». А Донбюро в ее развитии пошло еще дальше, и 21 апреля приняло Решение уже и вообще о «полном, быстром и решительном уничтожении казачества как особой бытовой экономической группы, разрушении его хозяйственных устоев, физическом уничтожении казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, активно контрреволюционных, распылении и обезвреживании рядового казачества и о формальной ликвидации казачества».
И, тем не менее, за весь этот, со второй половины 1918 до конца 1919 «красный террор» на Дону даже по данным следственной комиссии генерала Деникина, погибли 3442 человека, в то время как со стороны «террора белого», «красновского» – не менее 45 тысяч. Однако позитива именно военного «террор красный» принес куда больше и близость их победы приблизил значительно. Причем пошло на пользу еще и то, что какую-то свою огромную сражающуюся армию белоказаки делать так и не стали и выходить за пределы территорий только своих традиционно не желали. Такими они были и в начале 1918, что «за грань не пойдем», такими остались и позднее, когда в 1920-1921 буквально кружили в своих определенных районах, никуда далеко от родных станиц уходить не желая. Почему и, когда белые под давлением красных свои войсковые территории уже просто вынуждены, были покидать, то из всех их отрядов пошел очень большой отток. Но, при этом, если они еще и переходили на сторону красных, то вовсе не из-за какого-то там пересмотра своих позиций, а просто чтобы вернуться домой и к новым условиям как-то приноравливаться. В эмиграцию уходили только те, кому за все содеянное дороги назад уже просто не было.
Ну а в условиях новых у казаков, вернувшихся по той же самой Директиве от 24 января 1919, изымались земли, конфисковывались продукты, а переселенная беднота победоносно поощрялась. И особую роль сыграла продразверстка, размеры которой постоянно росли, понятие «излишков» стало просто условным, и хозяйства производящей полосы к 1921 сдавали до 92% производимого продукта. И окончательной точкой в решении «казацкого вопроса» можно считать декрет СНК «О строительстве советской власти в казачьих областях», который в 1920 прямо ставил задачей «учредить в казачьих областях общие органы советской власти» на основе Конституции РСФСР. И вскоре на бывшие казачьи области специальным постановлением ВЦИК были распространены все общие законоположения о землеустройстве, землепользовании, лесах. Сходной была ситуация и относительно призыва казаков, предоставления им возможности воевать за Советскую власть.
И, наконец, коммунисты на местах в массе своей отказывались признавать за казаками и их какой-то особый статус и уж, тем более, автономию. И I-й Всероссийский съезд трудовых казаков в начале 1920 констатировал, что «казачество отнюдь не является особой народностью или нацией, а составляет неотъемлемую часть русского народа». И «поэтому ни о каком отделении казачьих областей от остальной Советской России, к чему стремятся казачьи верхи, тесно спаянные с помещиками и буржуазией, не может быть и речи». И в рамках такого подхода ликвидировались и казачьи структуры самоуправления, и все проявления самобытности, и, более того, пошли еще и кампании по переименованию станиц в волости и по лишению казаков сложившихся традиций в одеждах и бытовых обычаях. Казачье стремление к сохранению традиционности истолковывалось, как намерение сохранить свое особое, избранное положение, а В. Ленин назвал его просто «привычными населению, архаическими пережитками». Хотя для многих это было значительно большим, запрет они встретили крайне болезненно и демонстративное одевание кое-где продолжали. Вот так, собственно, «Казацкое прошлое» кончилось – и начиналась новая, советская, казацкая жизнь.
Геннадий ТУРЕЦКИЙ